Юрий РОСТ о своей роли в кинофильме «Фортуна»
и о некоторых странностях его зрителей.

Георгий Николаевич Данелия мой сосед. Если топну я ногою, Николаич услышит: его комната находится точно под моей. По-соседски и по-дружески он меня снял в своем фильме, причем уже в третий раз.

Первый раз это было в «Насте». Я там неузнаваем и ничего не говорю. Правда, я тащу на себе пьяного, которого изображает сам Данелия. Мне повезло: Данелия, когда монтирует, почти все вырезает. А тут я нес его -- себя он вырезать никак не мог... Во второй раз Николаич меня снял в картине «Орел и решка», поручив роль врача уже со словами. Я говорил: «Крупозное воспаление легких». После чего закуривал и закашливался. Не роль, а диагноз... И вот теперь «Фортуна». Тут уж роль настоящая! С великим Бубой Кикабидзе диалог в кадре вести -- представляете, какая ответственность! Потом на персонажа моего, как на нашего бывшего Генпрокурора, сбрасывают в фильме компромат, и мне пришлось мыться в бане с девочками. Титаническая, в общем, работа... Николаич на меня пленки истратил немножко больше, чем на других актеров, но в результате не получилось постыдно. Что-нибудь еще говорить о своей роли в кинематографе Данелии, не стану из скромности. Хочу сказать о том, почему я у него снимаюсь.

Данелия на съемках всегда поддерживает дух игры. Вот уж кто не тиран. И выслушать готов твои предложения насчет условий игры, и даже принять их готов. Не все. Буба с Петренко долго его умоляли дать им спеть: «Мыла Марусенька белые ноги». Николаич не дал. Потому что песня эта, начиная с фильма «Тридцать три», звучала во всех картинах, где снимался Леонов. А теперь Леонова нет...

Был один момент очень трогательный. Когда я приехал в Нижний Новгород и поселился вместе со всей группой на теплоходе «Борис Чирков», мне дали бинокль: «Смотри, вон оттуда придет баржа». И вот я вижу: чешет по Волге «Фортуна», маленькая такая, симпатичная, и на мостике у нее огромный мой портрет, написанный для съемок. И жутко мне это было приятно: все-таки Волга, люди с берега видят...

Такой знак любви. Не ко мне причем одному -- ко всем. И картина в итоге сделана с любовью ко всем. И мысль Данелия проста: все люди в принципе хорошие. Поступки, правда, совершают плохие. Но кто ж их не совершает?

Вот давайте начнем вспоминать наши любимые фильмы Данелия. Про кого они? Ведь все они, почти поголовно, если не социально подозрительные элементы, то плуты, а если не плуты, то бездельники. Но за каждым персонажем -- своя правда. Что, у Брондукова в «Афоне» разве нет своей правды? Не ахти какая, но есть. Хочется мне выпить? Хочется. Должен мне Афоня рупь? Должен. «Гони должок, Афоня! Рупь гони!» Народ эту правду признал своей, фраза стала крылатой. Загадка.

Да нет никакой загадки. Дело вот в чем.

Для Николаича всегда существует презумпция добра: пусть негодяй постарается еще доказать, что он негодяй. Даже в «Не горюй!»: князь-фанфарон, соперник Бенжамена, -- ведь вроде полное ничтожество. Но погибает как рыцарь, на дуэли, благородно. А первый советский фильм мужских ужасов -- «Осенний марафон»? Пусть бросит камень тот мужик, который в такой ситуации вызывал хоть чью-то симпатию. Но как нам жаль Басилашвили на утренней пробежке, в этих штанах с пузырями на коленках, в этой идиотской кепке. Два монстра в «Кин-дза-дза!» (Леонов и Яковлев) -- самое большее, на что ты готов, признать: ладно, все остальные козлы, но с этими двумя как-то договориться еще можно...

Вот и «Фортуна» -- смотрите, что за компания. Капитан, когда-то покинувший тонущий корабль, много лет в бегах, живущий с чужим паспортом, в придачу игрок в рулетку. Судовой механик, одержимый страстью усовершенствования механизмов на грани с клептоманией. Мальчик, продвинутый по части коммерции. Бандит с чемоданом компромата. Мой Митюков, который сам же на себя этот компромат и сделал, чтобы на выборах уличить конкурента в нечистой игре. ОМОН, вьетнамцы-торговцы, бандит... Короче, беспредел. Как в жизни.

Однако все это снято потрясающе красиво. Розовые светлые тона. Светлуха. Почему?

Подозреваю, мир, окружающий Данелия, настолько ему страшен, так его пугает, что он придумывает эти сказки для самого себя и для нас. Осуждать сказочника за то, что он нам каждый раз придумывает новую сказку (или старую на новый лад), -- по меньшей мере странно. Упрекать его за счастливый конец -- это значит, не верить вместе с ним в то, что наш мир и мы (перефразируя название одной из картин Данелия) не «совсем пропащие». Это сказка о возможности выжить.

Помню первую свою командировку от «Комсомолки», я был даже не стажером, а практикантом. И меня послали в Туркмению, в такое место, которое сейчас я бы не взялся описывать. Поселок нефтяников. Нефть кончилась, а люди остались жить в лачугах. Не было там у них ни власти, ни школы, ни больницы, ни милиции.

Выбрался я оттуда кое-как и в городе Небит-Даге пошел в кино. Что смотрел -- не помню, только выхожу после фильма и чувствую жуткое одиночество и кромешный ужас. «Ну почему там так хорошо -- и почему здесь так плохо?!»

Выдуманный мир не спасает. Никого еще не спас. Но хотя бы на два часа внешний, жестокий мир тебя отпускает.

Вот что стал замечать я в последнее время. Когда мы о ком-то или о чем-то хотим хорошие слова сказать, обязательно делаем это в оправдательном тоне: «Может, я не прав. Может, у меня вкус такой. Может, я чего-то не понял».

Спрашивают нас: «Ну как?» -- и в этом вопросе мы слышим окончательный приговор.

Мы судим людей за то, как они почему-то не поступают, как нам хотелось бы. Мы не желаем их любить вне поступков. Просто за то, что с ними почему-то встретились ненадолго в этой жизни. Поговорили, выпили, спели...

Напоследок я вам приведу цитату из одной старой книжки. Называется книга «Очерки Кавказа», 1902 год издания.

Книгу купил на «блошином рынке» в Берлине один из самых трудящихся в мире людей. Ладо Месхишвили, детский хирург-сердечник. Встает в шесть утра, в семь часов на работе, в девять вечера едет домой. Оперирует он две операции в день.

Соплеменник Данелия, живущий, к сожалению, не в Тбилиси и не в Москве -- в Германии.

С первой страницы книжки Ладо снял копию и подарил мне. Каждый день грызущему себя за то, что я чего-то не успеваю.

Цитирую дословно:

«Самая потребность лени и развлечений, ради которых южный житель вообще, грузинские же племена в особенности жертвуют многими важными интересами своими, требует беспристрастного анализа. В этой потребности не все так глупо... Странно забывать, что именно досуг, именно известное право лени есть одно из условий благополучия, к которому стремится человек не только с личной, но и с общественной точки зрения. Это есть самое осязательное проявление свободы человека. Свободы тела и духа его -- точно так же, как обязательная работа есть самое наглядное проявление рабства, с которым его связывает не только внутренний смысл, но и общий корень слова».

Ладо мне подарил это с радостью: «Ты оправдан». Я лентяй, он -- трудящийся. Мы оба это знаем. Но Ладо меня не упрекает. Он ищет мне оправдания, хотя вправе не то чтобы осудить меня, а просто оценить.

Но и такая оценка будет для него ущемлением моей свободы.

Вот о чем новая сказка Данелия. О счастье чужой свободы.

Пусть кто-нибудь сделает лучше.

Юрий РОСТ

"ОГОНЕК" №08 (4635) март 2000